Тут всё чаще вспоминают 2007-ой год. Мол эмо, Стигмата, Блейзер, тектоник, хуйня всякая. Карощ, котаны, мой 2007-й год был гораздо более эпичен чем эмо-готическая хуйня.
Вы видели фильм «23»? Нет, не с кривлякой Керри, а тот немецкий, про амфетаминового хацкера Карла Коха? 98-го года выпуска. Так вот, там звучит фраза: «23 года – отличный возраст для смерти». Я в 23 года густо обмазывался киберпанком и постмодерном, жил от припадка до припадка, охуевал в край, ебался чаще чем Рокко Сиффреди и попробовал почти всё. В тот год, как мне кажется, я лишь по стечению обстоятельств избежал героина и гомосексуализма. 2-3 смерти в неделю располагают к развязности. Если вы считаете сравнение эпилептического припадка со смертью напыщенным преувеличением, то желаю вам пройти через это. Так вот, я упарывался чем попало (избегая прокалывать кожу), ёбся налево и направо (почему-то в гондоне. Не то, чтобы я боялся что-то подхватить – это было похуй, просто воспитание, биохимическая лаба, плюрати контрол, все дела) и участвовал во всяких начинаниях. Сам дивлюсь своему тогдашнему бесстрашию. Да, важный момент: перед большинством припадочных у меня было (и остаётся) преимущество в виде пиздец какой ранней ауры с очень предсказуемым течением. То есть я (если не бухой в хлам) распознаю приближение припадка, и по ходу течения ауры могу довольно точно спрогнозировать время до начала реального риска припадка. Это охуенный козырь в хуёвой жизни, правда.
В 2007 году я жил с одной хипповой тян - Рыськой, с которой уже успел и покататься стопом, и повлипать в нездоровые движухи и повыкарабкиваться из них, трахнуть её, пару её подруг у неё на глазах, и ещё пару в её отсутствие, потусить в клёвых местах и компаниях, а главное мы научились коммуницировать в трегольнике она-я-эпилепсия. Девица она была ёбнутая (в хорошем смысле слова), смелая и умная, совмещая это всё с симпатичной внешностью и сиськами. Да, я удачливый ублюдок. Рыська тогда хотела продолжать учёбу на истфаке, и в связи с этим ввязалась в экспедицию по местам былой славяно-балтской славы. А я недолго думая увязался следом, так как существо я от рождение любопытное. Единственное, что меня держало на одном месте – грызун. Прелестная капюшонная крыса Чучундра, умевшая в кучу трюков. Умная, добрая, ласковая зверюга, с равным успехом строившая и рыськиных котов и (спойлеры) детей спонсора экспедиции. Впрочем, навыки инженера и умелые ручонки помогли мне допилить клетку так, чтобы она смогла пропутешествовать с нами. Помимо Рыськи и меня в том мегатрипе принимали участие 4 настоящих архолога, спонсор, с женой и детьми, мой камрад – человек-таракатор Антониус и огромная бензопила. Правда спонсор сотоварищи приехал не сразу и тусил не до конца, но это уже мелочи. Наша туса добралась до Пскова попутным транспортом (начальник экспедиции Попов, с женой Зоей на УАЗике, Сорокин на Ауди, Журавлёв электричкой, а мы стопом), до Гдова потом безмашинных довёз специальный автобус, а от Гдова до Княжьего борка КАМАЗ. С КАМАЗа мы разгрузили палатки (советские брезентухи), теплоизоляционные плиты, ватные спальники, лопаты, совки, метёлки, вёдра, топоры, очаг, стол... Там было много всего на самом деле. И разбили лагерь. Потом мы с Рыськой ушли в лес (все решили, что совокупляться, но нет, я просто устраивал пенную вечеринку в честь приезда, а Рысь следила, чтобы я не слишком увлекался шейком и твистом об пни), а Журавлёв с Камрадом рыли сральную яму на месяц (это была большая яма!). Посидели у костра, рванули фейерферк, побухали и расползлись по своим палаткам.
Следующий день был свят, как пасха у евреев: 15 августа, день археолога! Мы попили (да, водки) прошли ликбез, попили (водки), разметили квадраты и бровки, дооборудовали лагерь, попили (водки), обустроили стол, попили (водки), натянули тент, попили (водки) расставили праздничный харч и нажрались в адовы сопли сатаны в хлам, в грязь в говно, до потери пульса, реакции, смысла жизни, человеческого облика, в общем, как обычные археологи. А на следующий день началась страда. Похмелья, кстати, что характерно, не было. Всё-таки сон в палатке, холодные воды Плюссы и стакан травы способны творить чудеса.
Я не буду подробно рассказывать унылое времяпрепровождение настоящего копателя. Снятие дёрна рулонами (потом всё возвращается на исходные, и дёрн кладётся на место), забивка реперной точки (это такой металлический шест, который упирается одним концом в Балтийский гранитный щит, а другим торчит наружу и относительного него промеряется высота находок), полноценная разметка площадки и бровок, снятие первых чёрных слоёв, ручное прочёсывание первых вёдер отвала, и прочая поебота. Единственное событие произошло в середине дня: к нам приехали менты из соседней деревни и спросили документы на архологические работы. Сергей Германович всё дал, рассказал что именно мы делаем, отечески проводил служивых и вернулся к нам с глубокой мыслью:
– Пидарасы ёбаные, блядь, уебаны! Сами ни хуя не делают, выпиздни сраные, и другим, блядь, нихуя не дают! – после чего грязно и многословно выматерился.
С тех пор прошли года, но до сих пор я убеждаюсь в правоте Поповича.
Впрочем, я отвлёкся.
Суть археологии в горизонтальности, слойности, внимании и КОПАТЬ. Если вкратце пересказать наш ликбез, то получится, что от нас требовалось КОПАТЬ внимательно снимать слои земной поверхности лопатой, стараясь делать их как можно более горизонтальнее. Иногда слойность и горизонтальность конфликтуют, но для этого и придуман начальник экспедиции: он решает приоритетность критериев исходя из своего опыта. Впрочем, принятия решений первые полметра не требовалось. Требовалось КОПАТЬ
КОПАТЬ
КОПАТЬ
КОПАТЬ
КОПАТЬ
КОПАТЬ
иногда прерываясь на перекур. Кстати, курить рядом с раскопом нельзя – радиоуглеродный анализ не велит сыпать пепел в образец. Так же туда вообще не рекомендуется грызть семки, проливать чай и плевать. Поэтому курили мы сильно меньше городского режима.
Что характерно, первую неделю Попович с Зоей хуячили больше всех. Потом они тоже хуячили, но уже в лагере, каталогизируя образцы, заполняя всякие отчёты для разных инстанций, зарисовывая и зафоткивая во всех возможных ракурсах работу и её результаты, короче никто из нас не хотел быть на их месте. К тому же менты к нам ездили на экскурсии, благодаря чему словарный запас участников экспедиции обогащался всё более цветастыми эпитетами и метафорами.
Работа была организованно очень рутинно. В семь вставал дежурный по лагерю, а со второй недели и я (так как я разжигал очаг даже в дождь и ветер без бензина), он разжигал очаг (точнее я ему разжигал), готовил завтрак, в восемь будил всех, кормил. После завтрака рабочая группа с лопатами пиздовала километр до раскопа, а дежурный прибирал лагерь, готовил обед, рубил дрова и помогал начальству в его нелёгком (без сарказма) труде. В два часа приходили усталые копатели, обедали, после чего возвращались на раскоп, а дежурный мыл посуду, готовил ужин, рубил дрова, таскал воду, рыбачил и опять помогал начальству. В восемь был ужин, потом два часа развлекухи у костра под гитарку, в десять отбой. Ах, да, чуть не забыл: каждая запятая в моём описании распорядка — это стопка водки. Или больше. На воздухе, при физнагрузках и жирной хавке это не приводит к алкоголизму, просто слегка разноображивает день. И, да, на раскопе не пьют. То есть копатели пьют только с пищей и вечером и за день выпивают значительно меньше дежурного. Зато вечером пьют так, чтобы свести баланс. Таким образом проходит шесть дней в неделю, а на седьмой все отдыхают как могут ,,,,,,,,,,,,,,,,, а потом как не могут,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Как не трудно понять, самые клёвые истории происходят на дежурстве и в выходные. Не потому, что «,», а потому, что на раскопе происходит только КОПАТЬ. Да, находятся развалы горшков, замеры теодолитом, предметы материальной культуры, следы вкопанных конструкций и сгнивших инструментов, крицы, угольные ямы, кости, лущильные чешуйки кистепёрых рыб и всякий иной хлам, но это рутина, которая перестаёт отличаться от КОПАТЬ на третий день. Нет, это не скучно, это обыденно. А дежурный занят разнообразной деятельностью. Нам всем сильно повезло, что я взял с собой Чучундру, так как эта прелестная крыска брала на себя детей спонсора (бывшего ученика Поповича) и поэтому в распорядке дня я не указываю ни её, ни спиногрызов. Когда же спиногрызов ещё/уже не было Чучундра тусила с начальством, защищая Поповича и Зою от жуков и лягушек посредством поедания оных. И плела огромное гнездо из травы в своей клетке.
Первой случившейся историей были браконьеры. Их поймал Попович. Они пришли снимать ранее поставленную рядом с лагерем сеть, и обогатили нас ведром прекрасных щук, лещей и язей, а так же обещанием никогда больше так не делать. В знак доброй воли они оставили ещё и сеть. Мы, кстати, ей не пользовались, а честно подарили местному леснику, корешу Поповича. К сожалению в тот день я хуячил лопатом КОПАТЬ и знаю эту историю лишь в канве пьяного вечернего угара, поэтому подробности растворены в смеси алкогольно делирия с дымом можжевеловых веток. Но могу заверить, что щуки и язи в ухе были отменно вкусные, а копчение лещей развлекло дежурного следующего дня.
Моя история началась с выходного, когда я пошёл до деревни (семь километров) в добровольный продовольственный поход. Мне дали бабла, наставление взять товарные чеки без слова «водка» и столитровый рюкзак. Я дошёл до сельпо, купил консервов, колбас, хлеба, молочки, кофе, горчичный порошок и декалитр водки на неделю. Продавщица впервые видела, чтобы городской так смачно закупался, поэтому была готова к словосочетанию «товарный чек». Я худо бедно объяснил ей, что слова «водка» в чеке быть не должно, поэтому там красовалась гордая строка следующего вида:
– колбаса мясная, фасованая 0.5 л 20 штук.
Над этим чеком угорали все. Потом спонсор его выкупил по цене написанной в чеке, говорят заламинировал и повесил у себя в бухгалтерии.
Закупив всю эту уйму товаров я сложил их в свой скромный столитровик и, посредством табуретки и многословного мата, напялил этот душераздирающий пиздец на свои тогда ещё не окрепшие плечи. Пошатываясь я вышел из лавки, провожаемый восхищёнными взглядами продавщиц и полуденных бухариков. Обратный путь составлял прежние семь километров, из которых только первый хоть как-то напоминал просёлочную дорогу, а последующие были раскатанным лесовозами трактом в гдовских лесах. Содержимое рюкзака имело вес мало отличный от моего тогдашнего веса (около семидесяти кг), поэтому этот путь я запомнил надолго. Адов пиздец, вот как вкратце можно описать моё восприятие того пути. Ёбаный адов пиздец, ебись он троехуйным проебом, в бога, блядь, в душу и в ебеню матерь.
Но каков был восторг моих коллег!!! Особенно в тот момент, когда я достал чек.
Спустя три-четыря дня прибыл спонсор с друганами и семьёй на двух паркетниках: Мицубиське и УАЗе Патриоте. Им навстречу был послан гонец в виде Камрада Антониуса. Прелесть в том, что Камрад до сих пор имел весьма посредственные представления о проходимости паркетных внедорожников. Поэтому он указал тот путь, который показался ему проходимым и коротким.
Княжий борок это остров. Точнее (полу)остров Шрёдингера. Полгода он остров, а другие полгода он полуостров. И это полу — охуенное кочковатое болото, рассечённое дренажными канавами шириной в два метра и такой же глубиной. О канавах Камрад, ясное дело, не знал. Прелесть такой канавы в том, что машина въехавшая в неё упирается мордой в дальнюю стенку, балансируя на брюхе. И колёса её не касаются земли. Ни передние, ни задние.
Вы никогда не искали в сельской местности трезвого тракториста во второй половине субботнего дня в конце августа? И не пытайтесь. Имеет смысл искать того тракториста, который сможет дойти до своего агрегата. Но это тоже сложно. Впрочем, желание посмотреть на идиотов посадивших УАЗ Патриот и космический гонорар (500 рублей) творят чудеса. Из двух найденных претендентов первым добрался небритый Васян. У Васяна был перегар, мутный взгляд, трактор «Белорусь», а главное у него была большая воля к победе, чем у его клона Коляна, который не дошёл до своего трактора каких-то пятьдесят метров по причине переосмысления ценностей в пользу здорового сна. Пока мы добирались на тракторе в глубины местной Гримпенской трясины, доблестный спонсор сотоварищи пытался вытянуть Патриота посредством Мицубиськи. С предсказуемым результатом. Гонорар Васяна стремительно вырос до 1000 рублей «если за час справишься». К чести Васяна он справился. Ничуть не обедневший спонсор поехал по «нормальной» дороге в лагерь, а Васян поехал в запой. В деревне на 1000 деревяшек в 2007 году можно было пить неделю, а то и две.
Но самая странная история произошла уже в сентябре. И со мной. Она может и не такая эффектная, но зато наиболее психоделичная среди всех перлов той экспедиции к объекту «Горки-15»
Я дежурил в лагере. Был мягкий и томный осенний день. Ребята поевшие моей утренней стряпни (смесь овсянки с пшёнкой и сгущёнкой в чугунном котле) ушли копать, а я сидел и помогал Поповичу в каталогизации дохреллиона осколков большого горшка, пряслиц, точильных камней, бус и металлических предметов неясного назначения, параллельно затачивая ножи и топоры затупившиеся за время экспедиции. Каталогизация процесс сложный, там без поллитры не разберёшься, поэтому Попович достал оную и ополташивал наш с ним дуэт каждые несколько минут. Незаметно мы слегка окосели в хлам. К этому моменту я наточил ножи до бритвенной остроты, а Попович отделил зёрна бус и пряслиц от плевел горшка. Он ушёл в свою палатку хуячить новые страницы отчёта, а я пошёл к столу делать обед.
Надо сказать, что лагерь наш был с двух сторон (северной и западной) окружён орешником. С южной стороны текла Плюсса, а на восток, за кустами какой-то хуйни, расположилась просека, которой мы пользовались как дорогой до раскопа и деревни. Орехов в орешнике была уйма, они уже почти поспели и радовали нас всю экспедицию. Сколько бы мы их не ели, меньше их не становилось. Так вот, сажусь я за большой стол и вижу нож, который ранее пропустил и не взял в заточку. Что ж, нехорошо оставлять труд незаконченным. А нож такой длинный, сантиметров 30, шириной в пол ладони. Старый советский поварский нож. И я его точу. И мне хорошо. И тут со стороны просеки из кустов, прямо сквозь них выходит мужичок. Он явно не ожидал увидеть палатки и рыжебородого детину на этом месте. Я сижу, пьяненький, точу здоровенный нож. И мужик смотрит на это заворожённо. Минуты три длится эта ситуация. Наконец я не выдерживаю максимально вежливо спрашиваю:
– Вы что-то ищете?
Мужик нерно сглатывает и почему-то тонким голосом отвечает мне:
– Я тута, эта, короче, в общем, ну, как его...
– Ну-ну, – приободряю я его, делая приветственное, как мне кажется, движение сверкающим от заточки ножом, – говорите.
– Орешник! – Пищит дядя, беспомощно оглядываясь.
– А, ну это там! – тем же ножом я указываю современному собирателю конечную цель его одиссеи.
– Спа-спа-спасибо, – отвечает дяденька и стремительно убегает прямо в спасительную глубину куста лещины за моей спиной.
Я удивляюсь его поведению, промываю нож и начинаю резать им помидорки для обеда. Примерно на середине второй помидорки меня вдруг осеняет, что дядька просто испугался огромного ножа. И меня это веселит так, что я начинаю хихикать, продолжая резать помидоры. И тут из кустов выходит тётенька, ровесница того дяденьки. С лукошком в руках. Я ей улыбаюсь и она бодренько вопрошает меня:
– Простите, а мой муж тут не проходил?
– Ага, пару минут назад. Ушёл туда, - киваю я на куст.
– Куда? – удивилась тётенька.
Я показываю на куст и тут понимаю, что рука, указующая на куст сжимает тот самый нож, который я заточил до бритвенной остроты. И с него капает томатный сок. С кусочками мякоти. И лицо тётеньки меняется.
– Да, не бойтесь вы, он в куст ушёл. Сам. С ним всё в порядке, – неуклюже оправдываюсь я перед женой лещинного собирателя. Она коротко кивает, бледнеет и с максимально пристойной скоростью скрывается в указанном направлении. Надо ли говорить, что это ситуация меня откровенно смешит? Смеюсь я громко и жизнерадостно, поэтому вскоре те же кустики раздвигаются вновь и предъявляют мне нового мужичка-лесовичка. У него в руках трость и сумка, на голове пенсионерская панамка, а на лице недоумение. Наученный опытом общения с его собратьями по разуму я ничтоже сумняшеся спрятал правую руку с ножом за спину, продолжая пьяно ржать, всхлипывая и брызгаясь слюнями. Когда смех мой становится спокойнее, новый мужичок вежливо спрашивает у меня:
– Простите, здесь такие не проходили такие двое, с корзинкой такой, в такой ещё болоньевой куртке, такой мятой, короче, ну...
– Ага, – взрываюсь хохотом я, – проходили! Туда!
– Куда?
– В куст. В куст понимаете. Они ушли в куст. В тот!
Меня совершенно загибает от хохота – хули, пьяный же. И от хохота я забываю причину неудобного расположения правой руки. Я вывожу её из-за спины, чтобы утереть проступившие на глазах слёзы, смотрю на нож, на стекающую плоть невинно убиенных помидоров, замолкаю, поднимаю глаза... А мужичка-то уже и нет, только лещина трепещет в том месте где её пересёк стремительный шаг пожилого поклонника лесного ореха.
Тут я раскисаю. А когда раскис надо рубить дрова. А что пьяные уебаны делают перед рубкой дров? Прально! Проверяют остроту лезвия на волосах левой руки. И режутся. А надо заметить, что пьяные уебаны существа полнокровные, крови из них идёт много, весь топор в крови, и рубашка — такая светлая х/б рубашка, ну, мятая короче, х/б рубашка, светлая такая. Тут-то и выходит последняя на этот день тётенька. Пожилая такая тётенька, божий одуванчик в беленьком беретике. С вопросом на устах. Завидя её я уже знал что это будет за вопрос. И чтобы не слушать многочисленные косноязычные междометия сразу громко ответил:
– Там они все. В кусту. В том. Перед палаткой. Сами туда ушли.
Одуванчик бледнет, открывает рот и громко кричит:
– Счастье!
– Что? – мирно хуею я.
– Счастье!!! Счастье!!!!! СЧАСТЬЕ!!!!!!!!!!!!111111 ГДЕ ТЫ СЧАСТЬЕ?!!!!!!!!!!1111111РАСРАСРАСАДИНАДИНАДИН!!11
Ну, думаю, поехала тётенька! Ща впадёт в амок, прикусит блузку и порвёт меня к хуям во славу Тюра. Реально я в тот момент приссал. Представьте себя на моём месте. Уже думаю что делать, как её оглушать если вдруг моя догадка верна, как вдруг выбегает мелкая шавка из леса.
– Счастье, милая, пойдём, – говорит тётя-одуванчик и уходит в куст лещины с гордо поднятой головой.
Короче, в тот обед ржала вся экспедиция. Что характерно, более эти собиратели в лагере не появлялись. Судя по следам они ушли далеко на север. Возможно в Вальхаллу.
Oxyd
